world peace and more coffee plz
Неоднократно порывался сюда написать, но ничего толкового не выходило: слишком быстро и сумбурно меняется жизнь. Вроде, и перемены не кардинальные, а времени их отрефлексировать всё не находилось. Да и вообще находилось мало на что...
Я сидел на земле посреди своего жилого комплекса рядом с другом. Мы смотрели на камень, который располагался в центре небольшой круглой площадки. Уже стемнело, и людей вокруг почти не было. Незадолго до того мы бегали в парке, поэтому я был немного уставший, не настолько, чтобы по-настоящему это заметить, но достаточно, чтобы в голове образовалась тёмно-синяя и прохладная, как вечер вокруг, пустота. На мне были шорты, чёрная футболка с ярким принтом, поверх которой, как настаивали мать и подруга, нельзя надевать рубашку, собственно, рубашка, кремово-жёлтого цвета с драконом на спине, чулок и гольф похожей цветовой гаммы, но всё же едва ли сочетающиеся между собой, и некогда белые кроссовки, которые, несмотря на весь уход, медленно клонились к цвету дорожек, по которым мы бегали. Короче, судя по взглядам прохожих, которые я ловил за несколько часов до того, по дороге на место, где мы с другом обычно встречаемся, я как минимум выбивался из привычной картины. Сейчас в это было даже больше в кайф, чем обычно, потому что добавляло происходящему какой-то сюрреалистичности.
Опустил взгляд, удивился, когда увидел, насколько близко земля. Вспомнил, как в прошедшие несколько дней думал, насколько же я сломлен и покорёжен в куче маленьких, несущественных аспектов жизни. О том, почему так непросто договариваться с людьми, почему так нервничаю при взаимодействии с незнакомой до сих пор системой, почему так коробит, когда говорят и советуют, не слушая, и много о чём ещё. О том, что объективно не было в моей жизни никаких действительно травмирующих событий и обстоятельств. Может, просто я такой человек? Может, я сам виноват? Или кто-то всё-таки облажался в моём воспитании? Ответов не нашёл, но успокоился и принял покалеченные непонятно чем части себя. Думаю, мне хватит мозгов не идти у них на поводу. А там само как-нибудь перестроится со временем.
Мы пошли на лавочки возле прудика посреди жилого комплекса. Я нагло разлёгся на одной, положив под голову ярко-зелёный рюкзак и слегка упираясь затылком в ногу сидящего рядом друга. Мимо сновали какие-то тени, прохладный воздух то и дело пронзали причудливые звуки, но растрачивать на них внимание совершенно не хотелось. Дома нашего комплекса расположены чем-то вроде прямоугольника со скруглёнными углами. Они всегда казались мне огромными и какими-то величественно-возвышенными, бесконечно далёкими от человеческих проблем и суеты. А сейчас взгляду предстало небо, ещё более отстранённое, холодное, бесконечное. Оно было тёмно-синим, чуть подёрнутым светлой рябью прозрачных облаков. Звёзд почти не было, и это только придавало пространству над головой глубины. Оно всё тянулось вверх, огромное и необъятное, чем-то напоминающее синий кисель, и маленький человек, лежащий на лавочке, мог только теоретически знать, что там дальше.
Вспомнил, как грустил, наблюдая, что знакомые взрослеют. Точнее, что взрослеет большинство из них во вполне понятных и предсказуемых направлениях. А я иду непонятно куда. То есть цели-то мне более-менее ясны, а вот путь представляется весьма смутно. Я не вижу всех деталей, нет чёткой последовательности необходимых шагов, нет сценария. Иногда осознание этого пошатывает уверенность, пусть и совсем несущественно. И тогда только тоскливее видеть, как знакомые сворачивают на свои дороги. Вдруг подумал, что на своей я вижу как раз такой синий кисель, неопределённость, которая манит и затягивает. И тогда вновь по-настоящему захотелось идти этим путём.
Мы давно разошлись по домам, и теперь я сижу на кровати в своей комнате, всё так же нелепо одетый. По углам лежат сумки подруги, которая завтра заселяется в общагу. На столе незаконченный рисунок на день рождения одного забавного хорошего человека. Тетради для универа на полке. Заявление, ради которого таскался на почту, в шкафу. Скоро всё изменится. Надо только сделать шаг в тёмно-синее марево.
Я сидел на земле посреди своего жилого комплекса рядом с другом. Мы смотрели на камень, который располагался в центре небольшой круглой площадки. Уже стемнело, и людей вокруг почти не было. Незадолго до того мы бегали в парке, поэтому я был немного уставший, не настолько, чтобы по-настоящему это заметить, но достаточно, чтобы в голове образовалась тёмно-синяя и прохладная, как вечер вокруг, пустота. На мне были шорты, чёрная футболка с ярким принтом, поверх которой, как настаивали мать и подруга, нельзя надевать рубашку, собственно, рубашка, кремово-жёлтого цвета с драконом на спине, чулок и гольф похожей цветовой гаммы, но всё же едва ли сочетающиеся между собой, и некогда белые кроссовки, которые, несмотря на весь уход, медленно клонились к цвету дорожек, по которым мы бегали. Короче, судя по взглядам прохожих, которые я ловил за несколько часов до того, по дороге на место, где мы с другом обычно встречаемся, я как минимум выбивался из привычной картины. Сейчас в это было даже больше в кайф, чем обычно, потому что добавляло происходящему какой-то сюрреалистичности.
Опустил взгляд, удивился, когда увидел, насколько близко земля. Вспомнил, как в прошедшие несколько дней думал, насколько же я сломлен и покорёжен в куче маленьких, несущественных аспектов жизни. О том, почему так непросто договариваться с людьми, почему так нервничаю при взаимодействии с незнакомой до сих пор системой, почему так коробит, когда говорят и советуют, не слушая, и много о чём ещё. О том, что объективно не было в моей жизни никаких действительно травмирующих событий и обстоятельств. Может, просто я такой человек? Может, я сам виноват? Или кто-то всё-таки облажался в моём воспитании? Ответов не нашёл, но успокоился и принял покалеченные непонятно чем части себя. Думаю, мне хватит мозгов не идти у них на поводу. А там само как-нибудь перестроится со временем.
Мы пошли на лавочки возле прудика посреди жилого комплекса. Я нагло разлёгся на одной, положив под голову ярко-зелёный рюкзак и слегка упираясь затылком в ногу сидящего рядом друга. Мимо сновали какие-то тени, прохладный воздух то и дело пронзали причудливые звуки, но растрачивать на них внимание совершенно не хотелось. Дома нашего комплекса расположены чем-то вроде прямоугольника со скруглёнными углами. Они всегда казались мне огромными и какими-то величественно-возвышенными, бесконечно далёкими от человеческих проблем и суеты. А сейчас взгляду предстало небо, ещё более отстранённое, холодное, бесконечное. Оно было тёмно-синим, чуть подёрнутым светлой рябью прозрачных облаков. Звёзд почти не было, и это только придавало пространству над головой глубины. Оно всё тянулось вверх, огромное и необъятное, чем-то напоминающее синий кисель, и маленький человек, лежащий на лавочке, мог только теоретически знать, что там дальше.
Вспомнил, как грустил, наблюдая, что знакомые взрослеют. Точнее, что взрослеет большинство из них во вполне понятных и предсказуемых направлениях. А я иду непонятно куда. То есть цели-то мне более-менее ясны, а вот путь представляется весьма смутно. Я не вижу всех деталей, нет чёткой последовательности необходимых шагов, нет сценария. Иногда осознание этого пошатывает уверенность, пусть и совсем несущественно. И тогда только тоскливее видеть, как знакомые сворачивают на свои дороги. Вдруг подумал, что на своей я вижу как раз такой синий кисель, неопределённость, которая манит и затягивает. И тогда вновь по-настоящему захотелось идти этим путём.
Мы давно разошлись по домам, и теперь я сижу на кровати в своей комнате, всё так же нелепо одетый. По углам лежат сумки подруги, которая завтра заселяется в общагу. На столе незаконченный рисунок на день рождения одного забавного хорошего человека. Тетради для универа на полке. Заявление, ради которого таскался на почту, в шкафу. Скоро всё изменится. Надо только сделать шаг в тёмно-синее марево.